09 Мая 2024 Нина Познанская: «Блокада меня закалила» |
Нина ПОЗНАНСКАЯ – легенда российского и питерского спорта. Трехкратная чемпионка мира, пятикратная чемпионка Европы, бессменный капитан сборной СССР в течение нескольких лет… Нет в ее коллекции наград лишь олимпийского золота, не нет в этом и «вины» спортсменки: женский баскетбол вошел программу летних Олимпиад лишь в 1976 году, значительно позже того, как Нина закончила карьеру игрока. А еще есть «казус Познанской», благодаря чему были переписаны правила баскетбола… Однако Нина Васильевна настаивает, чтобы к ее титулам и историческим достижениям добавляли одно очень важное для нее звание: «Житель блокадного Ленинграда». Ибо после всех тягот и лишений, которые она перенесла за страшные без малого 900 дней ленинградской блокады все невзгоды, которые ей в последующей жизни довелось пережить, казались преодолимыми. И так в большинстве случаев и происходило… – Нина Васильевна, мы с вами беседуем в преддверии Дня Победы. Но ведь ей предшествовали долгих 1418 дней войны. Вспомните, пожалуйста, как для вас начиналась Великая Отечественная война. – Ну что я тогда могла понимать, восьмилетняя девчонка, только что окончившая первый класс? Конечно, мы верили, что враг будет быстро разбит, могучими ударами Красной Армии. Но шло время… Фронт подкатился прямо к границам города, папа ушел воевать – и его тяжело ранило на Пулковских высотах. Постоянные обстрелы и бомбежки. Холод и голод. Бывало очень страшно… Мы жили в Гавани, на Карташихиной улице. Когда в начале 1942 года ходила к папе в госпиталь, который помещался в Манеже на Исаакиевской площади, часто видела, как по набережной Лейтенанта Шмидта везли трупы умерших от голода – на саночках а то и просто на листе фанеры. И складировали их возле Андреевского рынка, что на углу Большого проспекта и 6-й линии. Целые штабеля трупов. Я после войны там долго проходить не могла… Или идем мы с мамой из госпиталя от папы поздно вечером по мосту Лейтенанта Шмидта. Вдруг слышим шаги, догоняет нас мужчина и ехидно так говорит: «Какие ножки, какой студень получится!». А ведь ходили по городу разговоры о людоедстве! Мы ускоряем шаг – а мужчина не отстает. И никого на мосту! На наше счастье, на мост с набережной повернул патруль Мама как закричит и бросилась к военным, те задержали того мужчину. Ну а мы уж не стали выяснять, что это было, дурацкая шутка или нас на самом деле хотели убить, и поспешили домой… – Как же вам удалось пережить блокаду? – В чем-то, наверное, повезло. Мама работала в судоремонтных мастерских возле Горного института, бывало, пропадала на работе день и ночь. Я ее часто навещала, бывало, оставалась с ней там на ночь. Рядом с мастерскими стоял военный корабль, и моряки иногда подкармливали нас.
А еще, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Папу ранило в самые тяжелые дни блокады, в январе 1942 года. И он отрывал от своего госпитального пайка для меня то котлетку, то кусочек хлеба. Сам недоедал – прятал под подушку, и когда я его навещала, то знала, где лежит для меня сюрприз… А потом я ведь не ждала покорно конца. Ходила в школу – пусть мы и не занимались, а сидели в подвале. Не все, конечно, многие не приходили, так что за один ряд парт помещались ученики целого класса. Но мы шили кисеты, потом шли их дарить раненым в госпиталя. И концерты для них давали. У меня голосок хороший был, помню, пела «Соловья» Алябьева, или песню «Две ласточки»… И мы чувствовали, как раненые оттаивают душой, думаю, мы способствовали их скорейшему выздоровлению. Ну а потом пришла весна 1942 года, и я дома уже не сидела. Детишки, кто шустрый был, те в основном выжили, и я была такая. В Ручьи на трамвае ездили, овощи прошлогодние находили на совхозных полях, свежей зеленью питались. На крышах по малолетству мне во время бомбежек дежурить не доверяли, но проверить после налета иногда посылали, не было ли повреждений. Я собирала на крышах и на улицах найденные осколки зенитных снарядов, у меня их целая коллекция была… – Неужели вас как ребенка не пытались эвакуировать на Большую землю? – Да, в 1942-м у мамы появилась возможность эвакуировать меня. Нас посадили в автобус, он собирался – а я никак не хотела ехать, громко кричала и топала ногами. Делала я это так отчаянно, что водитель не выдержал и потребовал вернуть меня к маме. «Эту сумасшедшую девчонку я не повезу», – категорично сказал он…
Мама моя, конечно, рассердилась. Но делать было нечего, и она оставила меня дома. А потом мы узнали, что когда автобус ехал по Дороге жизни, в него попала бомба, и все дети погибли. Вот так судьба меня уберегла меня… — Как и в случае, когда вас едва не повесили как партизанку… — Ну, это была игра. Мы во дворе играли в войну, изображая фашистов и партизан. И я была Зоей Космодемьянской, которую поймали фашисты, повесили на грудь табличку «Партизан» и повели вешать. Поставили меня на табуретку и набросили на шею петлю… Все мы настолько увлеклись игрой, что я не знаю, чем бы все это закончилось, если бы в дело не вмешался сосед-фронтовик, инвалид без ноги. Он в окно увидел нашу «игру», в ужасе выскочил из дома и разогнал «фашистов» костылем. Вечером от мамы мне хорошо влетело ремнем по попе за такую «партизанщину»… – Но вот окончилась война – и оказалось, что вы талантливая спортсменка. – Мне нравились многие виды спорта. Команда шестиклассников моей 9-й школы Василеостровского района, в которой я была капитаном, стала чемпионами города по волейболу. На соревнованиях по легкой атлетике на Зимнем стадионе я дальше всех метнула гранату, и знаменитый тренер Виктор Алексеев предложил мне заниматься у него. Но я предпочитала игровые виды спорта, особенно баскетбол, где был непосредственный контакт с соперниками. Так что когда моя подруга Нина Отражденова, которую пригласил в команду «Спартак» Александр Гомельский, будущий тренер мужской сборной СССР – олимпийских чемпионов 1988 года, взяла меня на просмотр с собой, и когда Александр Яковлевич меня увидел – правда, со второй попытки, когда я влилась в «двусторонку» на место отсутствующей баскетболистки, и предложил мне играть за его «Спартак», судьба моя была решена… – Вы в сборной играли 14 лет, трижды становились чемпионкой мира, пять раз – Европы. Какие моменты вам особенно ярко помнятся? – Мой второй выигранный чемпионат мира в 1964 году в Перу. Тогда победитель определялся по круговой системе, но матч со сборной США был решающим в споре за золото. И минут за семь до конца я чувствую толчок в спину – и сильнейшую боль. Тренер Стяпас Бутаутас берет минутный перерыв, врач меня массирует, мне делают обезболивающий укол – но легче не становится. И тогда Бутаутас говорит: «Нина, ты ведь советская женщина!». А второй тренер Лидия Алексеева добавляет: «Нина, ты блокадница! Столько преодолела, неужели здесь не сможешь?» И я доиграла матч, мы крупно победили американок – и стали чемпионками мира! Вот так блокада закалила меня.
Кстати, с американками у нас была традиционная серия игр, мы к ним ездили, а они к нам. Помню, у них была нападающая Нира Уайт – высокая, крупная, очень похожая на мужчину. Возможно, гермафродит, такие случаи в спорте бывали. Ну, подруги по команде шутили: «Пóзна, потрись об Уайтика!». И я «терлась»… Шутки шутками, однако я ее так прикрывала, вздохнуть не давала. Когда летели в одном самолете, «Уайтик» глядел на меня с ненавистью. Но когда в 1966 году Американская ассоциация спортсменов-любителей (AAA) вручила мне награду «Бронзовые руки» – за развитие мирового баскетбола, а также за вклад в дело доброй воли, развитие взаимопонимания между народами через спорт – Уайт была первая, кто прислал мне поздравительную телеграмму. А еще помню, в 1961 году, 23 апреля, после матча со сборной США во дворце спорта в Лужниках, к нам в раздевалку пришел Юрий Гагарин – меньше чем через две недели после своего исторического полета. Мы, конечно, был вне себя от счастья и хотели с ним сфотографироваться. А он шутил: «Подумаешь, слетать в космос – то ли дело стать чемпионками мира! Поверьте мне, я сам немножко играю в баскетбол, знаю о чем говорю»… – А «Казус Познанской»? – Это в клубном турнире, в 1/8 финала Кубка европейских чемпионов 1962 года. Мой СКА играл против «Академики» из Варшавы. Первый матч в Ленинграде мы выиграли 62: 56, и польки в ответном домашнем матче стали нас просто «выкашивать». «Пóзна играть не будет», – сказала перед матчем их капитан Ромуальда Олесевич. И действительно, в начале игры меня сильно ударили по ноге и вывели из строя. За несколько секунд до конца матча счет был 70:70. при ничьей назначается дополнительное время, а поскольку у нас много было травмированных, польки могли отыграть 6 очков и пройти нас. И тут меня осенило: я предложила тренеру Владимиру Желдину забросить мяч в собственное кольцо! Мы проигрываем – но по общей сумме очков проходим дальше! И Желдин выпустил меня на площадку практически «на одной ноге», я едва сумела добросит мяч до своего кольца – и попала! Никто ничего не понял, наши девочки крутили пальцем у виска. А вот Олесевич поняла. И закричала своему тренеру по фамилии Мудрый: «Мудрый – дурак!»…
После этого случая «автоголы» в баскетболе запретили, более того, они наказываются солидным денежным штрафом! Самое забавное, что у нас меня обвинили в неспортивном поведении и даже хотели лишить звания заслуженного мастера спорта! К счастью, ведущие баскетболисты за меня вступились, так что все обошлось… – Нина Васильевна, вы по натуре лидер, победитель. Что для вас День Победы! – Это праздник, который должен напоминать о том, сколько мы пережили и что больше такого повториться не должно. Думаю у нас, в Питере, с исторической памятью все в порядке, связь поколений не прерывается. Я неделю назад была на Пискаревском кладбище, ждала подругу у входа полчаса, чтобы вместе туда пойти – так за это время прошло четыре группы школьников. Так что завет блокадной поэтессы Ольги Берггольц «Никто не забыт, ничто не забыто» думаю, будет исполняться вечно. Текст: Борис ОСЬКИН Источник: "Питер спортивный" |
Источник: не указан |
Просмотров: 275 |
|
Всего комментариев: 0 | |