26 Июня 2019 «В детстве играл у Берлинской стены. Закрываю глаза – и вижу ее». Тренер, который вывел Россию на Евробаскет |
27 июня в Сербии и Латвии стартует 37-й женский чемпионат Европы. «Матч ТВ» вспоминает большое интервью главного тренера сборной России Олафа Ланге, впервые опубликованное в ноябре прошлого года.
В большом интервью «Матч ТВ» Олаф Ланге рассказывает:
— Вы работали мужским тренером. Почему потом переключились на женщин? — В течение карьеры я переключался несколько раз: сначала женщины, потом мужчины, снова женщины… Но так получилось, что в женском баскетболе у меня было больше возможностей. Это не я выбрал тренировать женщин, а женщины выбрали меня. Я просто всегда брался за работу, которая меня больше интересовала, предлагала больше вызовов и возможностей для тренерского роста. Для меня это никогда не было вопросом пола. Я баскетбольный тренер. Но когда ты работаешь где-то долго, к тебе приклеивается ярлык: мужской тренер, женский… Наверное, сейчас я женский тренер. Но до того, как им стать, я выигрывал мужской Кубок Европы с «Миттельдойчером» (женскую Евролигу Ланге выиграл один раз до этого и дважды после. — «Матч ТВ»). — Тренировать женщин ведь тяжелее? — Неправда. Это иначе, да. Но не тяжелее. Для меня во всяком случае. — Говорят, что тренер должен быть хорошим психологом, а у женской психологии более сложное устройство. — Это так. Для каких-то тренеров легче работать с мужчинами, потому что они сами мужчины. Для кого-то легче работать с женщинами, потому что они привыкли и хорошо их знают. Но я никогда не делил. Я просто хорошо чувствую людей и умею с ними общаться независимо от пола, возраста, национальности или других признаков. Да, с мужчинами нужно общаться иначе, нежели с женщинами, однако для меня это было естественно и не вызывало сложностей. Хотя и понимаю, что для кого-то это может быть проблемой. — Самая сложная часть работы тренера сборной — определяя состав на турнир, объявлять другим игрокам, что они не попали в команду. С женщинами это особенно тяжело? — Было тяжелее, когда я был моложе. Однако с возрастом и опытом приходит понимание: да, хорошо, что ты сочувствуешь уходящим, и в то же время это не конец света для каждого из этих игроков. Каждый раз, когда мне приходится отсеивать кого-то, я думаю, что встречусь с ними снова. Это просто часть работы, а в баскетбольной жизни все как в обычной: нельзя слишком высоко улетать в небо, когда все хорошо, и нельзя слишком раскисать, когда что-то идет не так. Нужно всегда оставаться в процессе, и когда я это понял, мне стало легче. При этом я все-таки стремлюсь поговорить с каждой из девушек по отдельности, прежде чем объявлять состав для всей команды на последней тренировке. Всегда объясняю свое решение и говорю, над чем стоит еще поработать. Так им легче принимать плохие новости. Не самое приятное, но важное умение для тренера. А по молодости — да, иногда доводил игроков до слез прямо в центральном круге. — На вашем тренерском свистке — лента с символикой «Финикс Санз». Это напоминание о вашей жене Сэнди Бронделло, тренирующей клуб женской НБА «Финикс Меркьюри»? — Что-то вроде. Плюс слово «Санз» напоминает мне о солнце, которого иногда не хватает в России. Не то чтобы мне нужно особенное напоминание о моей семье — жене и детях, так что не вкладываю в это особый смысл. Раньше у меня была ленточка «Сан-Антонио Сперс», я их болельщик. Потом я ее потерял, теперь у меня «Финикс». Но «Сан-Антонио» мне ближе по стилю игры. — Как вы пережили уход Тима Данкана из баскетбола? — Он был одним из лучших. Может, не Майкл Джордан или Коби Брайант. Но у него пять чемпионств — столько же, сколько у Коби, и на одно меньше, чем у Джордана. Тим не был так силен индивидуально, как эти две легенды, но был очень командным игроком. И в этом смысле заслуживает считаться третьим величайшим баскетболистом нашего времени. Посмотрим, дойдут ли до таких высот нынешние звезды — Леброн Джеймс, Стефен Карри. — Значит, вы не ставите Леброна выше Данкана? — Нет. Все дело в победах. Неважно, как ты силен. Конечно, всегда можно спорить, кто из игроков величайший: Уилт Чемберлен, Майкл Джордан или Леброн. Но для меня главный показатель — чемпионские титулы. Из тех, кого мы застали, у Джордана 6, у Брайанта 5, а у Леброна пока 3. И неизвестно, сможет ли он догнать. Особенно сейчас, когда есть такой «Голден Стэйт» с Карри, Кевином Дюрантом, Клэем Томпсоном, а у Джеймса осталось не так много времени. — Вы выросли в Берлине, когда он был разделен стеной, по сути, на два государства. Как это было? — Я вырос на западной стороне, в полутора километрах от стены. Это была пригородная зона, за нашим домом был лес. Но если зайти в этот лес на полтора-два километра — упираешься в стену. Мы часто ходили к ней, играли там. Уже потом, когда вырос, я осознал значение Берлинской стены. А тогда это была просто стена. У нас были родственники на восточной стороне, мы их навещали. Для жителей Западного Берлина не было проблемы въехать в восточную часть и потом вернуться. А вот жителей восточной стороны пропускали в западную, только если им было 70 и больше лет или со специальным разрешением, которое было практически невозможно достать. Я смотрел телевидение Восточного Берлина, у нас дома антенна была развернута на восток и можно было поймать из-за стены три канала. Там всегда показывали советские военные парады на Красной площади. Так что, как видите, даже исторически я ближе к России, чем среднестатистический житель Финикса и вообще США. Помню Брежнева, Горбачева, помню все перемены, которые происходили с падением стены. Мне тогда было 17 лет, все тогда пошли к стене. — Родители вам рассказывали о временах, когда стену построили? — Да, отец рассказывал, что его семья сбежала из восточной части в последний момент. И он чуть не потерялся в поезде метро — там было так много народу. И только по божьей милости его мама потом отыскала его среди сотен тысяч людей, бежавших вместе с ними перед закрытием стены. Ее построили, и был короткий период, когда ее еще можно было пересекать. Официально, конечно, никто не говорил, что стену закроют. Власти озвучили какую-то причину ее строительства, уже не помню какую, говорили, что она будет открытой. Но, разумеется, пошли слухи, для чего она на самом деле — и во всем городе началась паника. А потом в один день все закрыли. Родителям моих родителей повезло уехать вовремя. — Нужно же было где-то жить? — У них были родственники в западной части, но все равно еще надо было найти новую работу. Это были непростые дни. Вообще много разных историй слышал. И о том, как люди потом пытались перелезать через стену и это не всегда хорошо заканчивалось. — Фрагмент разрушенной стены не сохранили? — Он у меня в голове. Мне не нужно хранить его дома. Достаточно закрыть глаза, чтобы увидеть эту стену. — Для вас это негативные воспоминания? — Нет. Я вообще стараюсь не давать резких оценок каким-то событиям. В восточной части Берлина была уникальная атмосфера. Люди жили взаперти, но были очень близки между собой. Сейчас Берлин — это город с многомиллионным населением, там все иначе. С падением стены люди обрели свободу, но утратили эту уникальную сплоченность, уровень доверия. И так всегда бывает: где-то теряешь, где-то находишь. Где плохое, там и хорошее. — Вы и ваша жена — баскетбольные тренеры. Трудно приходить домой и не говорить о баскетболе? — Нетрудно. Потому что мы и не пытаемся, ха-ха! О баскетболе говорим постоянно, это не проблема. — Как тогда находить время на домашние дела? — С этим у нас все в порядке. Каждый раз на сборах я вижу, как мои ассистенты после тренировок начинают звонить своим женам, общаться. Но у нас с Сэнди бывает, что мы оба заняты тренировками — кроме «Финикса» она возглавляет и сборную Австралии. У меня сбор, у нее сбор — можем не общаться по две недели. И это не проблема, мы оба понимаем друг друга, не злимся. Зато после этого разговариваем каждый день, подолгу, на разные темы. Была бы у меня другая жена — уверен, не была бы счастлива, если бы я с ней не разговаривал две недели. — Что делают дети, пока родители работают? — В основном они дома в Финиксе, с ними живет няня. А сын учится в школе-интернате, в шестом классе. Очень хорошая частная школа. — Вы долго работали в Екатеринбурге. Сейчас, возглавив сборную России, останетесь здесь? — Нет, я периодически приезжаю посмотреть несколько игр вживую, изучить поближе кандидатов в сборную. Сейчас мы прошли отбор на Евробаскет-2019, но наша цель — не просто попасть на чемпионат. В идеале нужно будет подняться на пьедестал в следующем году в Сербии, но это будет большое испытание. Придется крепко поработать, плюс нужно немного удачи. — В баскетболе совмещение постов в сборной и клубе — обычное явление. Вы планируете найти себе другую команду? — Нет. Сезон-2017/18 с УГМК я не закончил, но он в любом случае стал бы последним. Я принял это решение заранее, и оно связано с семьей. У меня остается слишком мало времени для детей. Моему старшему уже 11, и эти годы не вернуть. В Екатеринбурге я провел почти шесть лет и почувствовал, что пришла пора остановиться. Немного сместить внимание в сторону отцовства. При этом, разумеется, я по-прежнему полноценно работаю в сборной России, но за счет отсутствия клубной работы освободил массу времени. Мне повезло, что я могу себе это позволить. Наверное, я не буду искать новую работу в клубе до тех пор, пока сын не поступит в университет. — Это много лет. Непростое решение. — Да, но так было нужно. Возможно, потом я передумаю, но пока настрой такой. — Когда вы возглавили сборную России, получилось, что две национальные команды с разных концов планеты тренирует одна семья. И все тут же начали говорить, что было бы неплохо россиянкам и австралийкам пересечься на Олимпиаде-2020. Думали об этом? — Конечно! Еще и поэтому надо отобраться на Игры в Токио. Когда я рассказал сыну, что мне предложили работу в сборной России, он тут же обрадовался: «Круто! Значит, ты сможешь сыграть против мамы на Олимпиаде!» Я ответил: «Да, но мама-то там будет точно, а вот папе еще нужно туда попасть». — И за кого он собирается болеть? — Думаю, 50 на 50. За последние годы у меня была пара собеседований по поводу работы в женской НБА, и всегда всплывал этот вопрос: Сэнди в «Финиксе», я где-то еще, как мы будем играть друг против друга? Для меня в этом нет ничего такого. Мы просто тренеры, которые стараются делать свои команды как можно сильнее, и это необязательно превращать в личные разборки. Со стороны все хотят придать этому масштаб, но это правда — ничего особенного. — Как это ничего особенного? Я жену в домино обыгрываю — она и то на меня обижается. А у вас-то игры посерьезнее. — Правда, мы с Сэнди другие. Я ведь был ее тренером! Она играла у меня в команде. Потом мы оба были тренерами-ассистентами в «Сан-Антонио Сильвер Старз». После этого она стала главным, я ее помощником. Потом в УГМК я стал главным, она — моим ассистентом. Мы можем меняться ролями как угодно, это не проблема. Знаю, немногие люди на это способны — даже просто работать со своими супругами. Но мы делали это на протяжении долгого времени. Безусловно, есть и другие причины, по которым нам надо пройти олимпийскую квалификацию. Вернуть гордость за российский баскетбол, повысить его популярность, привлечь финансирование, плюс у меня есть и личные амбиции. Шанс сыграть против жены — это всего лишь еще один стимул. — Вы получили предложение от РФБ, когда работали со сборной Австралии? — Это было за два дня до того, как мы поехали в Индию, нужно было отбираться на чемпионат мира. В женской НБА был разгар сезона, поэтому Сэнди не смогла работать с командой, и я стал исполняющим обязанности главного тренера. И это был немалый стресс: тренировать сборную Австралии, параллельно думать о предложении от сборной России… Я сделал свою работу, мы заняли второе место в Кубке Азии и отобрались на ЧМ-2018. И после этого сообщил Австралийской федерации баскетбола, что покидаю их команду. Дальше у Сэнди не должно быть проблем с накладкой расписаний. — Команда уже знала, что вы уходите? — Австралийки? Нет, я им не говорил. Определился я не сразу, и даже когда решил, ни к чему было отвлекать команду от турнира такими разговорами. — Насколько тяжелым будет путь сборной России на Олимпиаду? — Я уверен, что сборная России со временем попадет на Игры. Особенно молодые баскетболистки, которые сейчас только расцветают: Вадеева, Мусина, Завьялова. Другое дело — попасть именно в Токио. Думаю, к 2024 году это поколение будет достаточно сильным, чтобы отбираться на Олимпиаду уверенно. И Россия туда вернется — в этом нет сомнений. Вопрос сейчас в том, сможем ли мы попасть на ближайшие Игры. Первый шаг сделан — мы отобрались на Евробаскет-2019. Теперь в Латвии и Сербии нужно выступить хорошо (шесть лучших команд ЧЕ-2019 попадают в олимпийскую квалификацию. — «Матч ТВ»). В команде есть определенная яма в поколениях: с одной стороны, очень молодые девушки, с другой — опытные игроки за 30. Пик карьеры баскетболиста обычно приходится на возраст 27 — 30 лет. И наши нынешние 20-летние еще очень далеки от него, у них все впереди. Вадеева опережает свой возраст, она уже зрелая баскетболистка и еще прибавит. У Мусиной очень сильный дух, отличный атлетизм и большое сердце, ей нужно время. Мы станем очень хорошей командой. Надеюсь, этого хватит, чтобы отобраться в Токио. Но полагаться только на индивидуальные таланты нельзя, нужно строить сильную команду. — Многие в России не приветствовали идею приглашения иностранного тренера. Теперь, когда сборная отобралась на Евробаскет, вам есть что ответить? — Да, я знаю об этом. Прежде всего — иностранец или нет, сборная России это или какая-то другая — никогда не будет такого, что довольны все. Во-вторых, это не мое решение. Меня просто наняли, чтобы сделать работу. Поэтому я не отвечаю никому, кроме тех, кто меня нанял. И по большому счету мне все равно, что там говорят или думают. Судите команду по тому, чего она достигла или достигнет. Единственное, что мне не все равно, — что думают обо мне мои игроки. Спросите у них. Но я почти уверен, что они ответят вам нечто другое, чем те, о ком вы спрашивали. А вообще в современном баскетболе столько тренеров и игроков работают в других странах, что я не понимаю, зачем из этого раздувать проблему. Видимо, кому-то просто нравится это делать. — От вас часто можно услышать русские слова «здравствуйте», «привет», «как дела», «спасибо». Постепенно осваиваете язык? — Знаю 15-20 слов, не больше. Я веду тренировки на английском, в моем штабе очень хороший ассистент тренера и переводчик — Анна Петракова. Но каждый раз, когда есть выбор, провести пару часов с детьми или посвятить их изучению языка, я отдаю предпочтение первому. Так что мой русский далеко не так хорош, как стоило бы. Свободно говорю только на двух языках — немецком и английском. Но русская культура мне как европейцу ближе, чем американская. — А как же австралийский английский? Он почти ничего общего не имеет с обычным английским. Его вы освоили? — Да, диалект очень сложно воспринимать поначалу. Мы с Сэнди знакомы уже больше 20 лет, и сначала было очень тяжело. Она еще и говорила, как пулемет: та-та-та-та! Но со временем я привык, да и она после работы в США стала говорить на более общепринятом английском. Вот когда я общаюсь с ее родителями, а они из австралийской глубинки и много говорят на диалекте, по-прежнему бывает трудно. Другие слова для тех же предметов, да еще и произношение иное. Согласен, это испытание. — Любого иностранца, приезжающего в Россию, сразу обучают двум базовым наборам слов: приличному и бранному. Второй вы тоже узнали? — Нет. Не знаю ни одного слова. Если нужно ругаться, делаю это по-английски. Так мои ругательства выглядят мягче для российских игроков. — А часто приходится прибегать к этому? — Нечасто, но время от времени. Не для того чтобы оскорбить кого-то — просто привлечь внимание к важным вещам, когда чувствую, что его недостаточно. Иногда повышаю голос, иногда ругаюсь, периодически приходится делать и то, и другое одновременно. Но только когда это очень важно.
Сборная России стартует на турнире матчем с Бельгией. Прямая трансляция на канале «Матч! Игра» начнется 27 июня в 18:40 по Москве. Автор: Антон СоломинИсточник: Матч ТВ |
Источник: не указан |
Просмотров: 395 |
|
Всего комментариев: 0 | |